Неточные совпадения
Но замечательно, что
в словах его была все какая-то нетвердость, как будто бы тут же сказал он сам себе: «Эх, брат,
врешь ты, да еще и сильно!» Он даже не взглянул на Собакевича и Манилова из боязни встретить что-нибудь на их
лицах.
«Диомидов —
врет, он — домашний, а вот этот действительно — дикий», — думал он, наблюдая за Иноковым через очки. Тот бросил окурок под стол, метясь
в корзину для бумаги, но попал
в ногу Самгина, и
лицо его вдруг перекосилось гримасой.
— Это слабость, да… — всхлипывая, говорил Леонтий, — но я не болен… я не
в горячке…
врут они… не понимают… Я и сам не понимал ничего… Вот, как увидел тебя… так слезы льются, сами прорвались… Не ругай меня, как Марк, и не смейся надо мной, как все они смеются… эти учителя, товарищи… Я вижу у них злой смех на
лицах, у этих сердобольных посетителей!..
Когда я убежал потом от Альфонсины, он немедленно разыскал мой адрес (самым простым средством:
в адресном столе); потом немедленно сделал надлежащие справки, из коих узнал, что все эти
лица, о которых я ему
врал, существуют действительно.
Какое счастье, что они не понимали друг друга! Но по одному
лицу, по голосу Фаддеева можно было догадываться, что он третирует купца en canaille, как какого-нибудь продавца баранок
в Чухломе. «
Врешь, не то показываешь, — говорил он, швыряя штуку материи. — Скажи ему, ваше высокоблагородие, чтобы дал той самой, которой отрезал Терентьеву да Кузьмину». Купец подавал другой кусок. «Не то, сволочь, говорят тебе!» И все
в этом роде.
Вечером тоже он ложился с ногами на диван
в гостиной, спал, облокотившись на руку, или
врал с серьезнейшим
лицом страшную бессмыслицу, иногда и не совсем приличную, от которой Мими злилась и краснела пятнами, а мы помирали со смеху; но никогда ни с кем из нашего семейства, кроме с папа и изредка со мною, он не удостаивал говорить серьезно.
— Не верьте ей, братцы, не верьте! Она так… запужалась…
врет… ей-богу,
врет! Его ловите… обознались… — бессвязно кричал между тем Захар, обращая попеременно то к тому, то к другому
лицо свое, обезображенное страхом. —
Врет, не верьте… Кабы не я… парень-то, что она говорит… давно бы
в остроге сидел… Я… он всему голова… Бог тебя покарает, Анна Савельевна, за… за напраслину!
— Нет, не
вру, потому что
в России все, что есть порядочного, непременно выдумали иностранцы, — сказал барон, вспыхивая весь
в лице.
В лице Бегушева явно отражалось недоверие, которое как бы говорило: «
Врешь, мой милый, дорогое для тебя совсем не то, а тебе кушать надобно на что-нибудь, и ты на газете хочешь поправить свои делишки».
Васса. Не
ври, Сергей, это тебе не поможет. И — кому
врешь? Самому себе. Не
ври, противно слушать. (Подошла к мужу, уперлась ладонью
в лоб его, подняла голову, смотрит
в лицо.) Прошу тебя, не доводи дело до суда, не позорь семью. Мало о чем просила я тебя за всю мою жизнь с тобой, за тяжелую, постыдную жизнь с пьяницей, с распутником. И сейчас прошу не за себя — за детей.
И Серпуховской начал
врать так складно и так непрерывно, что хозяин не мог вставить ни одного слова и с унылым
лицом сидел против него, только для развлечения подливая себе и ему вино
в стаканы.
—
Врешь, возьмешь, гнус! — уверенно сказал Челкаш, и, с усилием подняв его голову за волосы, он сунул ему деньги
в лицо.
—
Врет! — крикнул он
в огромное живое
лицо перед собой; обернулся, увидал сухую руку, протянутую к нему, темный глаз, голый — дынею — черен, бросился, схватил Тиунова, швырнул его куда-то вниз и взревел...
Сани чуть подрагивали и покачивались, пристяжная ровно и весело скакала с своим круто подвязанным хвостом над наборной шлеей, ровная, масленая дорога быстро убегала назад, ямщик ухарски пошевеливал вожжами, адвокат, офицер, сидя напротив, что-то
врали с соседкой Маковкиной, а она сама, завернувшись туго
в шубу, сидела неподвижно и думала: «Всё одно и то же, и всё гадкое: красные, глянцовитые
лица с запахом вина и табаку, те же речи, те же мысли, и всё вертится около самой гадости.
— Как же, как же это? расскажи мне все, Вася! Я, брат, извини меня, я поражен, совсем поражен; вот точно громом сразило, ей-богу! Да нет же, брат, нет, ты выдумал, ей-богу выдумал, ты
наврал! — закричал Аркадий Иванович и даже с неподдельным сомнением взглянул
в лицо Васи, но, видя
в нем блестящее подтверждение непременного намерения жениться как можно скорее, бросился
в постель и начал кувыркаться
в ней от восторга, так что стены дрожали.
Трилецкий. Женщины не стреляются, а травятся… Но не будем философствовать… Когда я философствую, я жестоко
вру… Славная бабенка наша генеральша! Я вообще ужасно скверно мыслю, когда смотрю на женщину, но это единственная женщина, от которой отскакивают все мои лютые помыслы, как горох от стены. Единственная… Когда я гляжу на ее реальное
лицо, я начинаю верить
в платоническую любовь. Идешь?
— Да вы послушайте, новенькая-то какая! Сейчас пришла это она
в рукодельную. Барышня, как есть барышня! Платье суконное по два с полтиной за аршин, не
вру, ей-богу, локоны по плечам, ровно у херувима. А
лицо — картинка. И
в корсете, миленькие, сейчас помереть,
в корсете. Совсем барышня! Сказывали, генеральская воспитанница. Си-ро-то-чка! А чулки на ногах-то шелковые со стрелками. Сейчас помереть…
—
Врешь; знаешь, да не хочешь сказать, — кинула ей Форова, отходя
в сторону и тщетно отыскивая
в толпе Ларису. Ее, однако, нигде не было видно, и чем майорша больше суетилась и толкалась, тем только чаще попадались ей
в глаза одни и те же
лица, с неудовольствием отворачивавшиеся от ее засмотров и отвечавшие ей энергическими толчками на ее плавательные движения, с помощию которых она подвигалась наугад
в этой сутолоке.
—
Врешь, барин, — прокричал он Николаю. Николай
в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом
лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.